воскресенье, 13 августа 2023
Как-то неожиданно для себя зашла, невероятно волнительно читать то, что волновало тебя сто лет назад.
вторник, 18 октября 2005
0
пятница, 31 декабря 2004
среда, 29 декабря 2004
наговорили ночью друг другу неприятных вещей...
зачем?
страх потерять?
зачем?
страх потерять?
среда, 22 декабря 2004
это упоительная катастрофа: знаешь, что несешься прямо на стену, и всё же жмешь на газ; летишь навстречу своей гибели с улыбкой на губах; с любопытством ждешь минуты, когда рванет. Любовь - единственное запрограммированное разочарование, единственное предсказуемое несчастье, которого хочется еще.
"Фан Цзян спросил:
- Что такое любовь?
Учитель ответил:
- Ценить усилие дороже награды
за него - это называется любовью".
(Конфуций)
"Фан Цзян спросил:
- Что такое любовь?
Учитель ответил:
- Ценить усилие дороже награды
за него - это называется любовью".
(Конфуций)
вторник, 21 декабря 2004
Прочитала Платформу Уэльбека...
какая печальная и безысходная книга....
...
Несколько дней спустя меня обнаружат аборигены: полагаю, довольно скоро; в
здешних широтах трупы начинают быстро смердеть. Они не будут знать, что со мной
делать; возможно обратятся во французское посольство. Я не нищий, не бродяга, разобраться будет просто. На моем счету останется немало денег, не знаю кому они достанутся, наверное, государству или, может, каким-то дальным родственникам.
В отличии от других азиатских народов, тайцы не верят в привидения и мало заботятся об участи покойников; чаще всего хоронят их в общей могиле. Поскольку я не оставлю специальных указаний, так же поступят и со мной. Выпишут свидетельство о смерти и далеко отсюда, во Франции, постявят галочку в
книге актов гражданского состояния. Кое-кто из бродячих торговцев, привыкших
встречать меня на улице, покачает головой. Квартиру мою сдадут другому иностранцу. И меня забудут. Очень быстро.
какая печальная и безысходная книга....
...
Несколько дней спустя меня обнаружат аборигены: полагаю, довольно скоро; в
здешних широтах трупы начинают быстро смердеть. Они не будут знать, что со мной
делать; возможно обратятся во французское посольство. Я не нищий, не бродяга, разобраться будет просто. На моем счету останется немало денег, не знаю кому они достанутся, наверное, государству или, может, каким-то дальным родственникам.
В отличии от других азиатских народов, тайцы не верят в привидения и мало заботятся об участи покойников; чаще всего хоронят их в общей могиле. Поскольку я не оставлю специальных указаний, так же поступят и со мной. Выпишут свидетельство о смерти и далеко отсюда, во Франции, постявят галочку в
книге актов гражданского состояния. Кое-кто из бродячих торговцев, привыкших
встречать меня на улице, покачает головой. Квартиру мою сдадут другому иностранцу. И меня забудут. Очень быстро.
суббота, 18 декабря 2004
Хоть раз умереть
Однажды в жаркий летний день сосед позвал Моллу в гости.
Подали в большом кувшине холодный сироп.
Хозяин дал Молле чайную ложку, а себе взял целый половник и начал черпать сироп из кувшина. Сколько Молла ни старался, но угнаться за ним не мог,
А хозяин всякий раз, как зачерпнет, восклицает от восторга:
— Ох, умираю!
В конце концов Молла швырнул чайную ложку и выхватил у хозяина половник.
— Сосед, да и мне хоть раз умереть!
Вред
Мола впервые в жизни попал в город. Блуждая по улице, он забрел на базар. Прежде всего на его глаза попалась бакалейная лапка. Молла не знал чем там торгуют, и, войдя в лавку, увидел сидящего человека. Вокруг него деревянные подносы с кишмишом, персиками миндалем, фисташками и всем, что только есть на свете вкусного. Но этот человек не ел ничего из этих лакомств.
Сперва Молла подумал: «Наверное, этот человек слеп и не видит, что за вкусные вещи разложены вокруг неro. Молла приблизился к нему и убедился, что человек этот смотрит. Но потом, постояв еще немного и подумав, решил, что он, наверно, слеп от рождения — смотрит, но не видит.
Чтобы убедиться, прав он или нет, Молла подошел к бакалейщику и поднес два пальца к его глазам. Тот закричал:
— Что ты делаешь? Чуть мне глаза не выдавил!
Молла удивился:
— Разве ты видишь?
— А почему же мне не видеть? — спросил бакалейщик.
— Если ты видишь, то тогда почему не ешь?
— Если я поем, — сказал бакалейщик, — то причиню себе вред.
Услышав это, Молла схватил целую пригоршню кишмиша и гороха и начал уплетать.
— Что ты делаешь?! — закричал бакалейщик.
— А тебе что? — спросил Молла. — Пусть вред будет мне
Женщины и тайна
- Можно ли женщине доверить тайну? - спросил как-то у Моллы Насреддина его племянник. - Мне папа сказал, что нельзя...
- Неправда, что женщины не в состоянии хранить тайну, — ответил Насреддин, — просто надо помнить, что это нелегкая работа и они лучше всего справляются с ней коллективно.
Однажды в жаркий летний день сосед позвал Моллу в гости.
Подали в большом кувшине холодный сироп.
Хозяин дал Молле чайную ложку, а себе взял целый половник и начал черпать сироп из кувшина. Сколько Молла ни старался, но угнаться за ним не мог,
А хозяин всякий раз, как зачерпнет, восклицает от восторга:
— Ох, умираю!
В конце концов Молла швырнул чайную ложку и выхватил у хозяина половник.
— Сосед, да и мне хоть раз умереть!
Вред
Мола впервые в жизни попал в город. Блуждая по улице, он забрел на базар. Прежде всего на его глаза попалась бакалейная лапка. Молла не знал чем там торгуют, и, войдя в лавку, увидел сидящего человека. Вокруг него деревянные подносы с кишмишом, персиками миндалем, фисташками и всем, что только есть на свете вкусного. Но этот человек не ел ничего из этих лакомств.
Сперва Молла подумал: «Наверное, этот человек слеп и не видит, что за вкусные вещи разложены вокруг неro. Молла приблизился к нему и убедился, что человек этот смотрит. Но потом, постояв еще немного и подумав, решил, что он, наверно, слеп от рождения — смотрит, но не видит.
Чтобы убедиться, прав он или нет, Молла подошел к бакалейщику и поднес два пальца к его глазам. Тот закричал:
— Что ты делаешь? Чуть мне глаза не выдавил!
Молла удивился:
— Разве ты видишь?
— А почему же мне не видеть? — спросил бакалейщик.
— Если ты видишь, то тогда почему не ешь?
— Если я поем, — сказал бакалейщик, — то причиню себе вред.
Услышав это, Молла схватил целую пригоршню кишмиша и гороха и начал уплетать.
— Что ты делаешь?! — закричал бакалейщик.
— А тебе что? — спросил Молла. — Пусть вред будет мне
Женщины и тайна
- Можно ли женщине доверить тайну? - спросил как-то у Моллы Насреддина его племянник. - Мне папа сказал, что нельзя...
- Неправда, что женщины не в состоянии хранить тайну, — ответил Насреддин, — просто надо помнить, что это нелегкая работа и они лучше всего справляются с ней коллективно.
четверг, 16 декабря 2004
...второе мая не первое, тишина и задумчивость воцарились в природе. и даже в иных головах.. я решил изменить свою жизнь и ушел в общежитие. со мной была девушка, держалась за мой поводок. в другой руке у нее была папка художника, размер а1. я бы назвал это черный арткейс. красивее звучит. приятно потрогать хвостом. художников я обожаю, картины напоминают мне зарубежные дни, проведенные с ван-гогом в его brown Holland province. ван-гог кормил меня только рисом и крысами и чуял запахи не хуже меня. все летние месяцы мы проводили в полях, он рисовал стога и крестьянок, а я грелся на солнце и мурлыкал любимые песенки вагантов. у него была одна тайна, о которой не знали историки: он замешивал краски на крови летучих мышей, которых я ловил для него в полнолуние, добавляя еще капли 3 эликсира из своего пузырька... итак, мы шли с девочкой по узким улочкам города, пересекая не раз и не два трамвайные рельсы, пока не вошли в тупичок, где земля была глубоко разрыта специальной землеройной машиной с подвижной чугунной болванкой весом в тыщу пудов, которая падала со свистом и тяжело била землю заостренным концом, так что содрогались в округе деревья и невысокие домики. мне казалось что это болванка способна пробить брешь до самого центра земли, и видит баст, доведись такому случиться, я бы прыгнул в сии тартарары исключительно чтобы узреть самому, есть ли там хоть что-то, похожее на то, о чем толкуют мудреные книги людей. но те люди, котло-ванщики, как называли их любители пива навынос, довольствовались неглубокой траншеей (из которой могла при желании выпрыгнуть любая здоровая кошка, окажись она на дне паче чаяния и тем более пере-прыгнуть ее) используя их как места погребения пустых черных труб, назначения которых я, признаться, точно так и не выяснил, хотя многие кошки убеждены, что люди в них прячут пищевые от-ходы от нас и собак, и затем отсыл африку неграм. лично мне это пахнет сомнительным и весьма отдается расистским душком. наконец, мы открыли калитку и увидели дом. он стоял на приго рке слегка набекрень, а в саду цвели яблони. мне это сразу понравилось, хотя я не ем их созревш их плодов, но запах и цвет обожаю. девочка ска зала, что это дом учителя труда рисования, и ей захотелось пожить тут какое-то время. признаюсь, я чуть-чуть ревновал, несмотря на свой возраст и накопленный опыт в веках. так всегда происх одит, когда жизнь тебя сводит нос к носу с особой, которая делится лучшим. в самом деле, я ведь не раз держал в лапках кисть, ван-гог сам меня поощрял, пока не воскликнул: "азм есть Holy Ghost!", ну а девочка - нет, подавай ей учителя! и пришлось согласиться, когда она поклялась, что в доме не будет собаки, а будут раз в полдень давать молоко и под вечер филе от минтая... на самом деле и выбора не было. последние комнаты, в которых мы жили, и из которых нас выгнали, помещались в длиннюче-вонючем бараке, в предместьи, где даже не было клевера. то было малосемейное об чих, и лохани с помоями стояли рядом с колясками, на которых мамаши катали детей, тех, которые не могли еще сами ходить (у людей это как-то неоправдано затянуто дарвином), а та голоногая детвора, которая уже могла двигаться, делала это неимоверно крикливо и пакостно, норовя хватить тебя по носу кедом или попросту вытянуть хвост. по двору, к довершению ужасов, бегал кавказский кобель, а уборщица всегда заходила без стука и порой даже лаяла. жили мы в комнате нагишом, потому что в бараке вообще не было мебели, но к счатью топили изрядно, и потом, если ты лишен собственности и чист душой как младенец, то в одежды рядиться тебе ни к чему. уборщице, однако это не нравилось. она крестилась и окропляла наши тела водой из грязной лохани, в которую сыпала дуст и окунала дышло от швабры. мы скрывались за казенным бельем. наконец, пришла классная (очень хорошая) дама зам главврача по культурной работе (санаторий случился неподалеку в полях) и наложила на нас эпитимию, я бы даже сказал мораторий, тяжелый, как плюм-бум (свинец). мы покинули комнату в чем мать родила, прихватив только доллары и немецкие марки и сразу же очутились в кубическом бункере, весьма просторном и даже заполненном отчасти невесть какой гостиничной утварью, так что приходилось поверить, что мы сняли тут комнату. где-то сбоку в распадке пустых коридоров гремела машинная прачечная, а наверху даже несли свою вахту посторонние офисы с секретаршами, судя по цоканью их псевдокожаных каблучков. мою спутницу это внезапно обеспокоило, потому что, как мы оба могли догадаться без слов, я частенько бы мог отлучаться наверх под предлогом попить молока или в прачечную с тазом белья, а секретарши, как водится, будут высокими и с предлинными пальцами рук. все это было забавно еще от того, что потолок в этом бункере был очень высок - метров 5 или 6 и узкая длинная форточка врезана под самую потолочную балку и к ней можно было подняться по горе из матрасов, брошенных друг на друга уступами. я частенько подзабирался к окну и смотрел на свободу, где был узкий безлиственный двор, схваченный панцирем соседних бетонных строений и оттого очень напоминавший тюремный. скверность ландшафта искупалась, впрочем, (и мне это понравилось с первого дня) наличием потолочного вентилятора непрерывного действия и большого объема приводимого в движение воздуха, что не давало подохнуть со скуки, а по вторникам, кроме того, во двор заезжал грузовик с большой кучей белья на борту - ватных одеял, простыней и подушек, все нейлона да шелка турецкаго, хоть далеко не новье, мы приписали его появление на имя поставщика двора ее величества королевского фонда, где, очевидно, решили побаловать всех местных негров, мулатов и даже креолов кровей. их, кстати, собиралась уже целая стая, копошащихся в куче тряпья. наглядевшись в окно, я спустился за девочкой, к которой уже привязался, чтобы и ей показать, но, когда мы вместе поднялись к окну по каскаду матрасов и просунули головы в форточку, двор был пуст, а асфальт сырой от дождя... я захотел сразу в горы, но девочка открыла арткейс, разложила на досках картины и заупрямилась. пришлось искать ей приятный приют и учителя труда рисования, у которого окажутся какие уж ни на есть холсты-хлысты, кисти-краски, подрамники...
разнодействие тайных желаний привело нас к портовому городу. тут художницу сразу прозвали одеся. вышел странный сюжет. я прикинулся вдруг кибернетиком и пошел в кибернетический зал сдать экзамен. вопросы включали не один а много предметов. например историю холеры в одессе. парапсихологию течки дворовых собак. бизнес в огайо. и прочее. экзаменаторы сидели в кальсонах в деревянном строении с резными наличниками, а в коридорах по вертикали плавали прозрач ные лифты на высшие курсы. я, как всегда, был в кроссовках и оставил песок на паркете, подходя к столу за билетом. дальше начинается грустное. мне попалось на фэ. экзаменатор был слеп и сидел безучастно. может, он был когда-то частью ноги аполлона, а теперь, пройдя свч, начал чваниться. стол стоял наискось в большой зале в окружении подрамников и мониторов по стенам. под потолком курлыкали голуби. я честно признался, что материал знаю плохо, особенно то, что касается трехфазных фазанов, мефистофелей, фаустов, фистул. экзаменатор был глу...х, п, не зна ю. художнице он задал совсем посторонний вопрос о том, стоит ли гениальным животным просить вид на жительство на родине гарсии лорки, и она ответила правильно. в соседней комнате уже шла вечеринка. одалиски, одески, матроски, в общем в полосочку все, как у маэстро малевича. художники и подружки одеси, правда, вскоре рассорились и разобщились, а один бородач, самый порядочный и круглолицый даже не сдал экзамен по на-черта-тельной геометрии и его выгоняли. таким образом, в общежитии опустошалась огромная, затхлая, но обитая деревом комната, в которой, если выпустить голубей, убрать чемоданы и расставить канц-столы по периметру, можно было жить и даже делать прыжки по утрам над голубыми матрацами... фрамуги были большие, а магнитофон катушечный, яуза-2, стоял на полу. я только не знал, что делать с друзьями одеси, которые тут обитали везде и вторгались как стая фазанов. чаще всего по утрам. неожиданно. или предлагали пикник на окраине города ночью. напрасно я говорил, что последние годы мы жили в настоящих горах, где грибы и летучие мыши. и что городскими ночами мы хуже рисуем чем пьем. одеся молчала. я чувствовал, что ей хотелось остаться с художником. самым густобородым из всех. хотя тот поссорился навсегда с круглолицым из-за на-черта-тельной геометрии и даже функции Y (пси). одеся ела пломбир из стаканчика и смотрела на небо. там рисовалась весна, плыли голуби. неужели она, думал я, готова подкинуть меня вивисекторам? я удивлялся, ощущая спазм горла, противный любым изменениям и обнаженную грусть неврастеника. все же тут было просторно и пахло отходами творчества. по утрам из фрамуги дул морской ветер, вызывая движение чувств. как компромисс, девочка предложила мне жить тут со всеми, втроем вчетвером впятером. ездить на озер блиц, где трава ночью белая, а скалы днем формы усеченной трапеции, и солнце никогда не заходит, висит над головой днем как солнце, а ночью луной. туда ездят кампанией на фиолетовой машине фольксваген, которая никогда не ломается и не требует масла. водителя саша зовут. он черный, (не негр, но в белых перчатках). к тому же они обещали учить ее игре на гитаре. на стене висела двустволка. можно было все кончить разом и скрыться в знакомом ущелье. там печать ци бай ши, неживотные, рыбы. грусть разрасталась. я собрался в комок, издал вопль "Holloa!", художница подхватила арткейс, и мы сиганули в проходящий автобус...
...пустой лаз вывез нас на чужую окраину, и на крутом развороте мы вышли. был уже вечер и время года сырое, март вероятно, тут в горах лежал еще снег по ущельям. лаз уехал назад, и оставшись одни, мы сразу заметили холод реки и отчаянность своего положения. место было невзрачно-загадочное не город, не горы не лес. промежуток. тропа от стоянки спускалась к реке неуютно и круто, обзор на ущелье загораживала высоковольтная вышка, сквозь ноги ее был виден бревенчатый рубленый мост через реку в верховьях и ели, они то и придавали картине загадочность в сумерках, будто там за мостом в чаще леса притаилась избушка с бабой ягой. мы оба устали и легли сразу спать. я связал узлом белые простыни и перекинул их через провод высоковольтки. они послужили шатром. укрылись мы полиэтиленовой пленкой, а когда утром проснулись, полиэтилен был накрыт бледно алыми розами. вот почему нам было тепло. роз было много и, взглянув с пригорка на наш бивуак, я увидел, что розы похожи на ворох отцветших одеял. простыни я бы так и оставил обитать в проводах в морозном утреннем воздухе, узел был слишком туг для развязки, но девочка окажись мастерица , предложила метод тянуть за один из концов. в результате, мы даже не оказались внакладе и пошли вдоль реки, взявшись за руки...
© George Moon
разнодействие тайных желаний привело нас к портовому городу. тут художницу сразу прозвали одеся. вышел странный сюжет. я прикинулся вдруг кибернетиком и пошел в кибернетический зал сдать экзамен. вопросы включали не один а много предметов. например историю холеры в одессе. парапсихологию течки дворовых собак. бизнес в огайо. и прочее. экзаменаторы сидели в кальсонах в деревянном строении с резными наличниками, а в коридорах по вертикали плавали прозрач ные лифты на высшие курсы. я, как всегда, был в кроссовках и оставил песок на паркете, подходя к столу за билетом. дальше начинается грустное. мне попалось на фэ. экзаменатор был слеп и сидел безучастно. может, он был когда-то частью ноги аполлона, а теперь, пройдя свч, начал чваниться. стол стоял наискось в большой зале в окружении подрамников и мониторов по стенам. под потолком курлыкали голуби. я честно признался, что материал знаю плохо, особенно то, что касается трехфазных фазанов, мефистофелей, фаустов, фистул. экзаменатор был глу...х, п, не зна ю. художнице он задал совсем посторонний вопрос о том, стоит ли гениальным животным просить вид на жительство на родине гарсии лорки, и она ответила правильно. в соседней комнате уже шла вечеринка. одалиски, одески, матроски, в общем в полосочку все, как у маэстро малевича. художники и подружки одеси, правда, вскоре рассорились и разобщились, а один бородач, самый порядочный и круглолицый даже не сдал экзамен по на-черта-тельной геометрии и его выгоняли. таким образом, в общежитии опустошалась огромная, затхлая, но обитая деревом комната, в которой, если выпустить голубей, убрать чемоданы и расставить канц-столы по периметру, можно было жить и даже делать прыжки по утрам над голубыми матрацами... фрамуги были большие, а магнитофон катушечный, яуза-2, стоял на полу. я только не знал, что делать с друзьями одеси, которые тут обитали везде и вторгались как стая фазанов. чаще всего по утрам. неожиданно. или предлагали пикник на окраине города ночью. напрасно я говорил, что последние годы мы жили в настоящих горах, где грибы и летучие мыши. и что городскими ночами мы хуже рисуем чем пьем. одеся молчала. я чувствовал, что ей хотелось остаться с художником. самым густобородым из всех. хотя тот поссорился навсегда с круглолицым из-за на-черта-тельной геометрии и даже функции Y (пси). одеся ела пломбир из стаканчика и смотрела на небо. там рисовалась весна, плыли голуби. неужели она, думал я, готова подкинуть меня вивисекторам? я удивлялся, ощущая спазм горла, противный любым изменениям и обнаженную грусть неврастеника. все же тут было просторно и пахло отходами творчества. по утрам из фрамуги дул морской ветер, вызывая движение чувств. как компромисс, девочка предложила мне жить тут со всеми, втроем вчетвером впятером. ездить на озер блиц, где трава ночью белая, а скалы днем формы усеченной трапеции, и солнце никогда не заходит, висит над головой днем как солнце, а ночью луной. туда ездят кампанией на фиолетовой машине фольксваген, которая никогда не ломается и не требует масла. водителя саша зовут. он черный, (не негр, но в белых перчатках). к тому же они обещали учить ее игре на гитаре. на стене висела двустволка. можно было все кончить разом и скрыться в знакомом ущелье. там печать ци бай ши, неживотные, рыбы. грусть разрасталась. я собрался в комок, издал вопль "Holloa!", художница подхватила арткейс, и мы сиганули в проходящий автобус...
...пустой лаз вывез нас на чужую окраину, и на крутом развороте мы вышли. был уже вечер и время года сырое, март вероятно, тут в горах лежал еще снег по ущельям. лаз уехал назад, и оставшись одни, мы сразу заметили холод реки и отчаянность своего положения. место было невзрачно-загадочное не город, не горы не лес. промежуток. тропа от стоянки спускалась к реке неуютно и круто, обзор на ущелье загораживала высоковольтная вышка, сквозь ноги ее был виден бревенчатый рубленый мост через реку в верховьях и ели, они то и придавали картине загадочность в сумерках, будто там за мостом в чаще леса притаилась избушка с бабой ягой. мы оба устали и легли сразу спать. я связал узлом белые простыни и перекинул их через провод высоковольтки. они послужили шатром. укрылись мы полиэтиленовой пленкой, а когда утром проснулись, полиэтилен был накрыт бледно алыми розами. вот почему нам было тепло. роз было много и, взглянув с пригорка на наш бивуак, я увидел, что розы похожи на ворох отцветших одеял. простыни я бы так и оставил обитать в проводах в морозном утреннем воздухе, узел был слишком туг для развязки, но девочка окажись мастерица , предложила метод тянуть за один из концов. в результате, мы даже не оказались внакладе и пошли вдоль реки, взявшись за руки...
© George Moon
Olesia
она ? ясновидящая.
близко знающие ее к этому привыкли.
с этим трудно жить, как с любым другим божьим даром, ? как не прячь его, как ни драпируй тусклой обыденностью, все равно будет торчать и задевать обделенных, вызывать какие-нибудь современные инверсии желания сжечь на костре, да хоть бытовое беспричинное раздражение.
или дебильные рецензии, вроде этой.
а политика ? это вообще.
ну кому же хочется сгинуть зазря?
поэтому леся тиха.
она свое ясное видение выплескивает на бумагу.
сразу, без дурацких эскизов и предварительных зарисовок.
она не ищет, она находит (sorry, Picasso).
удивительна цельность ее работ.
даже монстрики ее кажутся исчезнувшими видами, их жалко, как стеллеровых коров.
тут я преодолеваю искушение вписать лесю в текущий художественный контекст.
легко преодолеваю.
во-первых, потому, что леся настолько самобытна, что ничего в голову не приходит, а во-вторых, леся уже не маленькая, чтоб о культурных контекстах беспокоиться, зрелый уже художник.
но все-таки нужно приблизиться к интонации ее линий ? найти некую фигуру, символ, загон такой метафорический для ее героев и сюжетов.
можно поискать среди ее кукол.
пусть будет пьеро, грустный клоун, девочка-травести.
совсем не подходит, но все остальное не подходит еще больше.
у нее много кукол, на них смотрят дети в киевском кукольном, а куклы ? на детей, соответственно.
так мудрые взрослые смотрят на младенца, борющегося с земным тяготением ? взгляд не разрушающий и чуть ироничный, такая правильная форма экзистенциальной грусти.
интонация ее графики, ее ясного видения ? уставшая девочка в гримерной в костюме пьеро, странная фигура женской аутентичности, вместившая невыносимую легкость бытия художника.
с лесей ? легко, она ясновидящая.
Alexander Evangely
она ? ясновидящая.
близко знающие ее к этому привыкли.
с этим трудно жить, как с любым другим божьим даром, ? как не прячь его, как ни драпируй тусклой обыденностью, все равно будет торчать и задевать обделенных, вызывать какие-нибудь современные инверсии желания сжечь на костре, да хоть бытовое беспричинное раздражение.
или дебильные рецензии, вроде этой.
а политика ? это вообще.
ну кому же хочется сгинуть зазря?
поэтому леся тиха.
она свое ясное видение выплескивает на бумагу.
сразу, без дурацких эскизов и предварительных зарисовок.
она не ищет, она находит (sorry, Picasso).
удивительна цельность ее работ.
даже монстрики ее кажутся исчезнувшими видами, их жалко, как стеллеровых коров.
тут я преодолеваю искушение вписать лесю в текущий художественный контекст.
легко преодолеваю.
во-первых, потому, что леся настолько самобытна, что ничего в голову не приходит, а во-вторых, леся уже не маленькая, чтоб о культурных контекстах беспокоиться, зрелый уже художник.
но все-таки нужно приблизиться к интонации ее линий ? найти некую фигуру, символ, загон такой метафорический для ее героев и сюжетов.
можно поискать среди ее кукол.
пусть будет пьеро, грустный клоун, девочка-травести.
совсем не подходит, но все остальное не подходит еще больше.
у нее много кукол, на них смотрят дети в киевском кукольном, а куклы ? на детей, соответственно.
так мудрые взрослые смотрят на младенца, борющегося с земным тяготением ? взгляд не разрушающий и чуть ироничный, такая правильная форма экзистенциальной грусти.
интонация ее графики, ее ясного видения ? уставшая девочка в гримерной в костюме пьеро, странная фигура женской аутентичности, вместившая невыносимую легкость бытия художника.
с лесей ? легко, она ясновидящая.
Alexander Evangely
вторник, 23 ноября 2004
День как день........
внутри тихо........
Вспомнила картину Мунка... Крик.
Дорога, небо, на дороге человек
с распахнутым настеж горлом.....
Крик.
Я зашитый внутри крик.
внутри тихо........
Вспомнила картину Мунка... Крик.
Дорога, небо, на дороге человек
с распахнутым настеж горлом.....
Крик.
Я зашитый внутри крик.
суббота, 20 ноября 2004
я сегодня кактус от снегопада спасала...
четверг, 11 ноября 2004
на голой ветке сдувшимся шариком
повис синий пакет....
скоро зима и я жду снега.
повис синий пакет....
скоро зима и я жду снега.
понедельник, 08 ноября 2004
Весною -- рассвет.
Все белее края гор, вот они слегка озарились светом. Тронутые пурпуром
облака тонкими лентами стелются по небу.
Летом -- ночь. Слов нет, она прекрасна в лунную пору, но и безлунный
мрак радует глаза, когда друг мимо друга носятся бесчисленные светлячки.
Если один-два светляка тускло мерцают в темноте, все равно это
восхитительно. Даже во время дождя -- необыкновенно красиво.
Осенью -- сумерки. Закатное солнце, бросая яркие лучи, близится к
зубцам гор. Вороны, по три, по четыре, по две, спешат к своим гнездам, --
какое грустное очарование! Но еще грустнее на душе, когда по небу вереницей
тянутся дикие гуси, совсем маленькие с виду. Солнце зайдет, и все полно
невыразимой печали: шум ветра, звон цикад...
Зимою -- раннее утро. Свежий снег, нечего и говорить, прекрасен,
белый-белый иней тоже, но чудесно и морозное утро без снега. Торопливо
зажигают огонь, вносят пылающие угли, -- так и чувствуешь зиму! К полудню
холод отпускает, и огонь в круглой жаровне гаснет под слоем пепла, вот что
плохо!
Все белее края гор, вот они слегка озарились светом. Тронутые пурпуром
облака тонкими лентами стелются по небу.
Летом -- ночь. Слов нет, она прекрасна в лунную пору, но и безлунный
мрак радует глаза, когда друг мимо друга носятся бесчисленные светлячки.
Если один-два светляка тускло мерцают в темноте, все равно это
восхитительно. Даже во время дождя -- необыкновенно красиво.
Осенью -- сумерки. Закатное солнце, бросая яркие лучи, близится к
зубцам гор. Вороны, по три, по четыре, по две, спешат к своим гнездам, --
какое грустное очарование! Но еще грустнее на душе, когда по небу вереницей
тянутся дикие гуси, совсем маленькие с виду. Солнце зайдет, и все полно
невыразимой печали: шум ветра, звон цикад...
Зимою -- раннее утро. Свежий снег, нечего и говорить, прекрасен,
белый-белый иней тоже, но чудесно и морозное утро без снега. Торопливо
зажигают огонь, вносят пылающие угли, -- так и чувствуешь зиму! К полудню
холод отпускает, и огонь в круглой жаровне гаснет под слоем пепла, вот что
плохо!
воскресенье, 07 ноября 2004
ПИЛИГРИМЫ
Мои мечты и чувства в сотый раз
идут к тебе дорогой пилигримов.
В. Шекспир
Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними ноют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды встают над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
...И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам,
и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.
1958
Мои мечты и чувства в сотый раз
идут к тебе дорогой пилигримов.
В. Шекспир
Мимо ристалищ, капищ,
мимо храмов и баров,
мимо шикарных кладбищ,
мимо больших базаров,
мира и горя мимо,
мимо Мекки и Рима,
синим солнцем палимы,
идут по земле пилигримы.
Увечны они, горбаты,
голодны, полуодеты,
глаза их полны заката,
сердца их полны рассвета.
За ними ноют пустыни,
вспыхивают зарницы,
звезды встают над ними,
и хрипло кричат им птицы:
что мир останется прежним,
да, останется прежним,
ослепительно снежным
и сомнительно нежным,
мир останется лживым,
мир останется вечным,
может быть, постижимым,
но все-таки бесконечным.
И, значит, не будет толка
от веры в себя да в Бога.
...И, значит, остались только
иллюзия и дорога.
И быть над землей закатам,
и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.
1958
понедельник, 01 ноября 2004
Назовите пять дней, не называя чисел (напр., 1, 2, 3,..) и названий дней (напр., понедельник, вторник, среда...).
На столе лежат линейка, карандаш, циркуль и резинка. На листе бумаги нужно начертить окружность. С чего начать?
С какой скоростью должна бежать собака, чтобы не слышать звона сковородки, привязанной к ее хвосту?
В 12-этажном доме есть лифт. На первом этаже живет всего 2 человека, от этажа к этажу количество жильцов увеличивается вдвое. Какая кнопка в лифте этого дома нажимается чаще других?
Шел Кондрат в Ленинград,
А навстречу - двенадцать ребят,
У каждого по три лукошка,
В каждом лукошке - кошка,
У каждой кошки - двенадцать котят,
У каждого котенка в зубах по четыре мышонка.
И задумался старый Кондрат:
"Сколько мышат и котят
Ребята несут в Ленинград?"
На столе лежат линейка, карандаш, циркуль и резинка. На листе бумаги нужно начертить окружность. С чего начать?
С какой скоростью должна бежать собака, чтобы не слышать звона сковородки, привязанной к ее хвосту?
В 12-этажном доме есть лифт. На первом этаже живет всего 2 человека, от этажа к этажу количество жильцов увеличивается вдвое. Какая кнопка в лифте этого дома нажимается чаще других?
Шел Кондрат в Ленинград,
А навстречу - двенадцать ребят,
У каждого по три лукошка,
В каждом лукошке - кошка,
У каждой кошки - двенадцать котят,
У каждого котенка в зубах по четыре мышонка.
И задумался старый Кондрат:
"Сколько мышат и котят
Ребята несут в Ленинград?"
пятница, 29 октября 2004
Though the clouds were coming and going, I managed to get a few shots of the eclipse using an 80mm University Optics refractor (f/6.3) and a Canon 10D camera. 100 ISO, 3s exposure.
